А это из аспирантской молодости.

Жил я тогда в общежитии для аспирантов в Колтушах. Жили очень скромно, стипендии, как правило, до конца месяца не хватало, но были молоды и впереди ждала карьера ученого, так что не унывали и главное дружили. В общежитии обитали представители всех регионов большого Союза. Правда больше всего было из Средней Азии – Ин-т Физиологии во время войны был эвакуирован в Узбекистан и поэтому держал спонсорство над ростом научных кадров оттуда. Было несколько особо дружных компаний, но меня почему-то включили в узбекскую.

Наша микрокомпания не большая, человек шесть-семь. Обычно питались сообща экономя копейки. Обычный завтрак – бутырброд с шпротным паштетом. Очень выгодно: буханки хлеба хватало на всех. Смажешь шмат хлеба этим паштетом и вкусно, вроде как настоящий завтрак с чаем. Банка консервированного паштета, который делался из отходов шпрот, стоила 33 копейки и ее хватало на всех, если мазать тонким слоем.

Я торопился защититься поэтому работал в лаборатории до поздна, а мои узбекские друзья не торопились, многие из них проводили в общежитии 5-7 лет пока защитятся. Я справился за два с половиной года потому как спешил к своей молодой семье, но узбеки не торопились – съездят разок на родину, через десять месяцев мы празднуем рождение очередного сына/дочки, а жить они предпочитали в Питере.

И это было очень удобно мне: они возвращались из лабораторий в 4-5 часов дня и занимались приготовлением обеда, а я возвращался в общежитие после девяти и тут же был приглашен к столу.

И был там один парень из Владивостока, кажется Вовой звали. Он жил сам по себе мигрируя от одной компании к другой. Надо сказать что он был очень прижимистый и никогда не вкладывал денежку в общак, зато было очень удобно его послать.

Я имею ввиду в магазин. Скажем, решили скинуться на пару бутылок сухого вина. Все вносят свою долю, а Вовочка говорит, что вместо своей доли готов сбегать. Впрочем с ленинградской погодой это был, по-видимому, реальный вклад в общее дело.

А вспомнил я его из-за одного случая. В очередной пловный день готовил обед Рашид, с которым у меня почему-то сложились особо дружеские отношения. Заглядывает на кухню Вовочка с целью чем-то поживиться. Смотрит Рашид разложил на столе игредиенты будущего плова (замечу кстати, что пловов очень много видов — в Узбекистане чуть ли ни в каждом ауле свой вариант и каждый лучше других — кулик свое болото хвалит, по мне они все замечательные, особенно если так голоден как был я, возвращаясь вечером из лаборатории). Среди прочего там какие-то пряности, похожие на изюм, но только внешне.

Вовочка пытается завязать беседу и начинает распрашивать "а что это? А что то? "Рашид имел хорошее чувство юмора. Он берет пару зерен специи аля-изюм и как бы кладет в рот и изображает блаженство вроде бы оазжевывая их. На самом деле пару таких зерен кладется на большой казан плова для придания остроты и Рашид ловко прячет их в ладоне.

— Можно попробовать?

— Да конечно бери, только не много – они очень дорогие.

Естественно Вовочка берет жменю аля-изюма и запихивает в рот, мгновенно жуя их, чтобы не забрали. Раздается дикий крик. Ожог рта на грани клинического. Но это еще не все.

Через час общежитие содрогается еще от одного вопля Вовочки – будучи простым парнем Вовочка не помыл руки и когда пошел в туалет пописять взялся рукой за член, а член не любит когда его посыпают столь острой приправой.

И это еще не все. Следующим утром все общежитие было поднято по тревоге. Вовочка пошел в туалет по большому, а поскольку был он жаден, он не выплюнул аля-изюм, а проглотил его. Ну а на входе из организма пряность возбудила девственный анус.

Не знаю почему мне вспомнился этот эпизод юности.

Пенсионер. Живу в доме сестры, в Мариуполе. Сестра убежала от войны в Германию. Делать особо нечего. Жена вылизывает палисадник, насадила разных цветочков, удовольствие, короче. Говорит мне — иди хоть траву покоси... Я начинаю ржать, вспоминая случай из студенческого жития. 79 год. Страна тужится выполнить 11ю пятилетку. Хотя точно не

Как сказал однажды наш препод по праву: "Следователи занимаются грабежами и убийствами, а ФСБшники — наркоторговлей и терроризмом".

На носу сессия, часто остаюсь ночевать у однокурсника, помогаю с задачками и лабораторными. С ним у меня самый жесткий и страстный ceкс, ни с кем я таких орг@змов не испытывала. А днем он мне рассказывает о проблемах с его девушкой. И я искренне за них переживаю. А ночью все по новой. И ничуть мне не стыдно.

1973 год. Харьковский институт радиоэлектроники. Мы, 1-й курс радиотехнического факультета, на лекции по высшей математике. Поток 150 гавриков.

Входит Белла Наумовна Гарштейн с пятью журналами и просит вставать тех, кого она назовёт.

Открывает первый журнал и читает по порядку.

Вставшего студента рассматривает внимательно секунд 5-7, затем кивком головы просит сесть.

И так — 3 журнала по 30 человек. Потом молча походила минуты 3-4, и та же процедура — с оставшимися двумя журналами.

Народ — в непонятках, но притих.

Затем была лекция, и вскоре всё забылось.

Через несколько дней — опять лекция по вышке.

Входит Белла Наумовна, открывает журнал, смотрит в аудиторию и спрашивает: а где товарищ Имярек?

Перед этим был обычный гул неутихомирившейся аудитории в 150 человек, а здесь установилась гробовая тишина.

Так было просмотрено все пять журналов, и ни разу Белла Наумовна не ошиблась, назвав отсутствующего.

Уважение к Белле Наумовне, которое потом только возрастало, с того дня я сохранил по сей день.