Глухой и темной декабрьской ночью 1990 года, хмельной и замерзший я боролся за свою жизнь.

Там, впереди, километрах в тридцати, Братск и, если я правильно шел, часов через 8-10 я был бы в гостинице. Проблема заключалась в том, что за полчаса моей интенсивной ходьбы по укатанной дороге не то что машина не проехала — ни один олень не пробежал. Для минус тридцати по Цельсию я был, мягко говоря, одет легко, потому что совсем не собирался попадать в такую ситуацию. Рядом пыхтел Саня — мой концертный администратор. У него было одно преимущество: он еще не до конца осознал ту серьезность ситуации в какой мы очутились — он больше выпил. Но оставаться в сладком неведении ему оставалось недолго.

Где-то позади плескалось Братское море. (Оно и зимой не замерзает — ГРЭС не дает). Там на берегу остался жарко натопленный дом, из которого полчаса назад нас с позором выкинули. Показав на дорогу “гостеприимные” хозяева пожелали нам счастливого исхода мероприятия. Конечно, если с пути не собьемся. Или волки помешают.

Но, надо все по порядку. Это было время моих нескончаемых гастролей по стране. “Чес” стоял грандиозный — никакой “Дуст” не поможет. 2-3 концерта в день: перелеты, переезды — расслабиться почти не удавалось. А тут после десяти концертных дней в Усть-Илимске и Братске нас пригласили в баню — на Братское море, благо недалеко. Тур удачно закончился и мы собирались погулять.

Не секрет, что в баню русский мужик ходит не только помыться.

Парилка была знатная. Представьте себе дом, качающийся на воде в десяти метрах от берега. К нему приходилось добираться по узкому дощатому мостику. Выходя из парилки посреди огромного предбанника находилась огромная "3 на 3" прорубь, куда сигали самые отчаянные. Скажу честно, я вошел в их число. Секунды на полторы. Нахождение в ледяной воде было мгновенным, чуть задержишься и ты — сосулька. Но в предбаннике было тепло и очень светло и, когда в проруби никого не было, приплывали огромные рыбины с удивленными от увиденного глазами. Когда возвращались из бани в дом по опасному мостику, я осознал, что обратно идти гораздо сложнее. То ли я устал, то ли еще чего…

Баня была собственностью организации “Подводречстрой” СССР и гостеприимные водолазы выставили на стол местную достопримечательность — “водолазовку”. Это она, наверное, оттого так звалася, что после нее в студеной воде можно было ванну принимать. На разрушительное действие напитка мой организм рассчитан не был. К тому же 3х-часовая парилка, со всеми вытекающими последствиями, плюс 20 с лишним концерта нон-стоп, короче, я расслабился окончательно. Действовала “водолазовка” эффективно: все вроде соображаешь, но ноги не идут, а язык не поворачивается. Через пару часов наш коллектив был “оттранспортирован” в гостиницу. Остались самые стойкие. Я не буду называть их имена, вы и сами все поняли.

Все бы кончилось хорошо, если б у хозяев не появилась идея спеть. После традиционного репертуара (”Ой, мороз”, весьма кстати в ту ночь актуального), перешли к душещипательным произведениям. Следующее вокальное произведение нам, двум последним оставшимся гостям, было представлено как высший пилотаж водолазного искусства. Мужики враз как-то посерьезнели. Потом обнялись и, насупясь, смахивая скупую мужскую слезу, грянули во все подводное горло:

“Наш труд нелегок и не прост.

И отчий дом нам дно любое.

И потому в “Подводречстрой”

Идут умельцы и герои”

В этом скорбном завывании десяти мужских глоток чувствовался неподдельный надрыв — трагедия ушедших на дно и не вернувшихся обратно, тяжесть водолазной амуниции. Чтобы лучше звучал голос, исполнение прерывалось промыванием голосовых связок без ущерба генеральной линии произведения. После второго “антракта” в начале третьего акта я не выдержал и появился на сцене:

"…Коварна глубина!

Не оступись, о водолаз!

Тебе известно одному,

Что оступаются здесь раз"

Текст еще тот. Чего стоит “о водолаз”. Я не буду цитировать все произведение — не всякий это выдержит. Однако перед обалдевшими водолазами стоял вопрос: откуда я знаю эти слова? Громом прозвучал, для вскочивших со своих мест водолазов, мой ответ: “Музыку к этой песне написал я!”

Неподготовленные рухнули на пол. Реакция остальных была ожидаемой — нас пинками выгнали на улицу и предложили самим добираться до гостиницы. Самые рьяные порывались нас расстрелять на месте, но товарищи их уговорили не марать руки. С точки зрения хозяев, я посягнул на святое: присвоил гимну “Подводречстроя” свое авторство. Официальному гимну. “Залитованному” и зарегистрированному. Гимну, что звучал на всех официальных мероприятиях организации, по всему СССР. Да и поминая коллег, трагически ушедших из жизни, водолазы тоже пели про “коварную глубину”. Конечно, надо было немедленно извиняться, объясняться, да не давала “водолазовка” — настоянная на табаке с птичьим пометом она не оставляла никаких шансов на вразумительное объяснение.

…И вот бредем уже час сорок, продрогшие и злые — черт меня за язык дернул подпеть!

…Нас подобрал на третьем часу путешествия лесовоз. Саня, за полчаса до того пришедший в себя, уже пытался выть, но я ему отсоветовал — “родственники” могли быть рядом.

…А теперь самое главное: я действительно написал тот гимн десятью годами раньше. За что получил сто рублей. Будучи знакомым музыкального редактора фирмы грамзаписи “Мелодия” И. М. Якушенко, я получил заказ, с которым неплохо справился, судя по водолазной реакции. Тогда, я — студент без стипендии, брался за любую подходящую работу. И не только написал мелодию для гимна, но и исполнил его противным пафосным баритоном. Но водолазы мне не поверили…

Поехал отдохнуть на Канарские острова, остров Тенерифе. Нервы намотаны, три дня пьянствовал в отеле, а потом жена достала, пора осмотреть достопримечательности. Вечером взял машину напрокат, утром опохмелился и поехали... Сначала дали круг вокруг острова, по- моему километров 300,(что поразило, впервые в жизни видел знак ограничения

О "вреде" быть вежливым.

Что-то вспомнилось.

Не умею я ходить медленно, даже, когда с женой просто гуляем, она меня постоянно одергивает: "Куда опять бежишь?! "

В метро так же иду быстрее общего потока, при этом, если кого-то задеваю или прошу уступить дорогу, то чисто автоматически извиняюсь.

И вот пару месяцев назад стою на станции (две пересадки с длинными переходами уже преодолел) и тут меня хватают за руку. Поворачиваюсь -- невысокая женщина (Ж) лет 30-ти с горящими глазами.

Дальше диалог:

Ж: Мужчина, остановитесь наконец!! Я за Вами уже две станции бегу!

Я: Извините, что случилось?

Ж: Вы меня задели на станции "К"!! (как раз два перехода назад)

Я: Возможно, там толпа была, мог и случайно толкнуть. Извините еще раз.

Ж: У меня после этого перехода порвался ремешок на туфле. Теперь Вы должны мне новые туфли или отремонтировать эти!!

Я: Т. е. Вы бежали за мной два перехода и ехали на поезде, чтобы потребовать новые туфли? А почему Вы решили, что это я Вам их порвал?

Ж: А вы единственный, кто меня там толкнул и извинился!

Я:.....

Эту историю рассказал мне коллега по работе, приверженец экстремальных видов спорта (горные лыжи, сплав по бурным рекам, альпинизм и т. д.), любезно разрешивший её обнародовать.

Дело происходило в далёкие уже советские времена, эпоху временной нехватки

"товаров народного потребления", растянувшуюся на десятилетия, начиная

В возрасте 9-ти лет я потеряла обоих родителей. Многие сказали бы, что это ужасно, но не для меня... Биологические родители страдали алкоголизмом, мать периодично кололась. Несколько лет своего "детства" я знала только побои, драки, пьянки. По ночам я слушала не сказки, а мамины стоны, зная, что дома отца нет. Они погибли и надо мной взяли опеку родители единственной подруги по школе. И только тогда я обрела семью. Только тогда я наконец узнала, что по голове могут гладить, а не бить. Что тебе могут оставить кусочек торта, даже на спрашивая, принести фрукты, когда ты сидишь за уроками и не ругать за лишнюю съеденную ложку супа, ибо "матери не останется". Только тогда я узнала, что такое поддержка и спокойствие. Когда я говорю об умерших и том, что рада, что так произошло — меня считают стервой. А я просто счастлива, что обрела любимую семью и шанс на нормальную жизнь.