из ведра или холодную водичку из скважины, а он с удовольствием пил и фыркал.

Все время он пытался ей оказать знаки внимания, то пытался ее за зад укусить, то лизнуть по волосам, то еще как то ласку проявить.

И вот мы на школьной практике помогаем ветеринару.

Июнь месяц, на летучке нас с товарищем отрядили в помощь зоотехнику.

На летнем базу идет забор крови у коров на бруцилез, наша задача подписать пробирки с номером который или прикреплен к уху или выжжен на роге и отнести в контейнер, а так же вести учет.

Мухи летают, вонь ужасная но получить три рубля за день пацану это лафа.

Дядя Коля пастух лежит в теньке и курит а Буян в сторонке травку щиплет. Короче, идиллия.

И вот дяде Коле захотелось сходить по-большому в деревянный сортир за базом. Затушив Беломорину, он неспеша удалился по своим делам.

Буян, видя, что хозяина нет, стал медленно двигаться, кося лиловым глазом и наблюдая за обстановкой. Увидев, что его никто не замечает, пошел в сторону доярок. Ну, пошел и пошел, может ему так надо?

Вдруг, мы слышим крики, мат и видим, как тетя Валя, побросав ведра, мчится рысью от Буяна, который с торчащей вниз балдой, несется фыркая за нею вслед. И самое главное, непонятно, что он хочет сделать: толи облизать ее, толи вдуть?

Останавливать Буяна никто не рискнул, себе дороже. Но все стали наперебой кричать:

— Николай, [м]лять! Буян! Буян! [м]лять!

Тетя Валя со страху залетает в деревянную сторожку метр на два.

Она закрыла дверь на крючок и для верности подперла плечом, не переставая голосить и материться, поливая матом и дядю Колю, и весь мужской род.

Фух, вроде бы пронесло!

Судя по обещаниям, тому грозила минимум кастрация без наркоза и еще более жесткие меры воздействия, на его и так ослабленный алкоголем организм.

Буян понял, что сквозь дверь не пробиться, обошел сторожку с тыла, засунул голову в окно и укусил ее слегка за зад.

Эффект был потрясающий, с каким-то диким воем тетя Валя со страху вынесла дверь вместе с хлипким косяком и чуть не убила дверью пастуха, который несся на встречу со спущенными штанами.

Буяна-то он отогнал, но потом еще долго бегал вокруг базы от тети Вали, которая гналась за ним с вилами на перевес и клялась воплотить в жизнь свои обещания.

Дядя Коля в свою очередь на бегу грозил карами Буяну, который уже смирно стоял под деревом и делая невинный вид, типа, "а че я? Я ниче! Это же любовь".)

Потом доярки острые на язык частушку сочинили и пели, идя с работы домой ночью.

Полюбила я Буяна,

Как любовник он огонь,

Мужики с утра все пьяны,

Ну и [фиг]ли, что он конь!

Попугай был породы жако — это такие серо-голубые с красной шапочкой, размером с голубя. Скорее всего прежние владельцы от него (попугая) просто хотели избавиться.

Попугаи этого вида обычно хорошо говорят, но Гоша говорить человеческим голосом не хотел, зато здорово подражал разным звукам. Он лаял совершено точно как наша собака Катя, чем первое время вводил ее в путаницу – она отвечала ему думая что есть веская причина полаять, но вскоре сообразила что к чему и вообще перестала лаять даже когда стоило.

Другим навыком Гоши было подражание человеческому смеху. Он так заразительно смеялся, что домашние без всякой причины начинали смеяться тоже, причем в отличии от Кати мы так и не научились игнорировать его смех, разве что останавливались когда уже сил смеяться не было. Помимо лая и смеха Гоша еще подражал крикам птиц, которые освоил когда клетку с ним мы выставили на балкон чтобы в доме было потише и почище.

Понятно, что на зиму Гошу пришлось забрать назад в дом. Вместе с Гошей в дом был внесен весь птичий гам – крики ворон, щебетание воробьев, песни скворцов и много еще каких уличных звуков только в десять раз громче. Свою какафонию Гоша начинал с восходом солнца, что не всегда совпадало с нашим утренним расписанием. Поэтому, чтобы выспаться мы стали с ночи накрывать Гошину клетку пледом – это давало возможность поспать чуть попозже.

Как-то приехала к нам в гости старая знакомая со своей дочкой. В то время все три сына жили с нами так что все спальни были заняты и гостей мы поселили в гостиной, где обитал Гоша.

Гостья эта с одной стороны заслуживает описания, а с другой стороны соблюдения конфиденциальности. Дело в том, что наши отношения сложились еще в моей прежней стране, где эта дама заведовала общенациональным собачим движением, да и сюда она приехала по собачим делам, а я ей содействовал по старой памяти.

Она была женщиной во всех отношениях, но женщиной с мужскими яйцами, т. е. умела добиваться своих деловых целей во чтобы то ни стало. А от женщины в ней была вся эта внешняя мишура – если встретишь ее днем обратишь на нее внимание, все на месте: и кудряшки и брови вразлет, и губки бабочкой, и наряды.

Например ее норковая шубка была очень хороша, правда когда она одела ее на Вестминстер-шоу все внимание окружающих было на ней – она была польщена этим не зная, что для любителей животных меховая шуба как красная тряпка для быка.

Так что в течение дня она была достаточно мила. Но однажды утром я выходил из ванной, а она туда хотела войти – я вскрикнул от ужаса: без парика, бровей, ресниц, помады передо мной был чистый Фантомас.

Однако я отвлекся от собственно истории о Гоше. В тот день нам всем нужно было уйти очень рано и я прокрался в гостиную, чтобы снять плед с Гошиной клетки – гостьи могли не сообразить и не гоже Гоше сидеть сутки в темноте.

Вечером приходим мы домой, а Гоша нас встречает не смехом, не свистом или лаем, а руганью:

— Сволочь! Заткнись уже! – и это голосом гостьи, но без мата, который я здесь опускаю.

Моя гостья заметалась:

— Ой что это он врет, я такое не говорила. – Ей было очень неудобно что она грубо разговаривала с птичкой гостеприимных хозяев.

К сожалению эта фраза на долго осталась в репертуаре Гоши, а то чему мы хотели его научить он игнорировал начисто.