Объявился однокурсник, с которым не было связи лет 20, если не больше. Набрел в интернете на мои байки и догадался, что я – это я. Выбрали с ним время, чтобы поностальгировать, устроили видеоконференцию с бутылочкой по каждую сторону монитора.

– Как сам-то? – спрашиваю. – Как дети, как Оленька?

Оленька – это Володина жена, тоже с нами училась. У них была такая любовь на старших курсах – стены тряслись. В буквальном смысле тряслись, соседи по общежитию свидетели.

– Сам в порядке. Дети молодцы, внуков уже трое, четвертый запланирован. А Оленька умерла.

– Ой, извини пожалуйста, не знал.

– Ничего, это в целом позитивная история. Жили долго и счастливо и всё такое. Она когда заболела, сын еще в девятом классе учился, дочка в шестом. Они у нас поздние, мы сначала купили квартиру, а потом их завели. Проверялась всегда как по часам, маммограммы, анализы и всё, что положено. Оля вообще очень организованная. Вела дневник всю жизнь напролет, начиная класса с восьмого. От руки, в таких толстых тетрадях с пружинами. Закупила этих тетрадей штук 100 или 200 и каждый день что-то записывала. Ну, не каждый, но раз в неделю точно.

Ну вот, проверялась-проверялась и вдруг – опаньки, сразу третья стадия. Сделали МРТ – там еще и метастазы, то есть четвертая. Операцию делать бессмысленно, прощайтесь. Мы, конечно, туда-сюда, в этот диспансер, в тот, в Германию, в Израиль. В Израиле такой русский доктор, говорит: "Вылечить я ее не могу, поздно, но продлить жизнь попробую. Хотите?". Как в гостинице с почасовой оплатой: "Продлевать будете? " – "Будем" – "На сколько? " – "На все!".

Есть, говорит доктор, протокол химиотерапии, совершенно новый, только-только прошел испытания. Капельница адского яда раз в три недели. По цене, конечно, как Крымский мост. Сколько времени делать? А всю оставшуюся жизнь, сколько организм выдержит. Выдерживают кто год, кто два, больше четырех пока не получалось. Химия всё-таки, не витаминки.

Подписались мы на эту химию. Позже оказалось, что в Москве ее тоже делают, и даже бесплатно, по ОМС. Надо только найти правильного врача и уговорить. Но действительно совсем не витаминки. Понятно, почему люди долго не выдерживают. В сам день капельницы самочувствие нормальное. На второй день плохо. А с третьего по седьмой – только бы умереть поскорее. Тошнит аж наизнанку выворачивает, болят все органы и даже кости, вдохнуть невозможно, ломит все суставы, все слизистые воспалены и кровоточат, ни сесть, ни лечь, ни поесть, ни попить, ни наоборот. А потом две недели вроде ничего, до следующей капельницы.

И вот в таком режиме она прожила не год, не два, даже не четыре, а почти одиннадцать. На ней три диссертации написали, врачи приезжали посмотреть из других городов – уникальный случай. Плакала, что не увидит, как Юрка школу закончит, а он успел институт кончить, жениться и двух детей завести. И Юлька кончила институт и вышла замуж еще при маме. Мы с Оленькой полмира объездили, на всех театральных премьерах были и всех гастролях. Раньше-то всё откладывали, копили то на ремонт, то на будущие машины-квартиры детям, а тут мне стало плевать на деньги. Есть они, нет их – я мужик, заработаю. Хочешь в Париж – поехали в Париж. Надо только подгадать, чтобы улететь на восьмой-девятый день после капельницы, а вернуться к следующей. И маршрут выбирать без физической нагрузки. На Килиманджаро нам было уже не подняться, но на сафари в Кению съездили. Там нормально, машина везет, жирафы сами в окно лезут.

– Володя, – спрашиваю, – как ты думаешь, почему Оля так долго продержалась, а другие не могли? У других ведь тоже дети, всем хочется побыть с ними подольше. Просто повезло или что?

– Повезло, конечно. Плюс правильный образ жизни, был хороший задел здоровья до начала химии. Но главное – это ее дневник. Она же ответственная, любое мелкое дело надо довести до конца. Когда начались химии, в очередной тетради оставалась где-то четверть пустых страниц. И когда она плакалась, что больше не может, от следующей химии откажется, что лучше умереть, чем так мучиться, я уговаривал: "Вот допиши эту тетрадь до конца, и тогда я тебя отпущу, умирай на здоровье". А тетрадь всё не заканчивалась и не заканчивалась, так и оставалась исписанной на три четверти.

– Как это?

– Помнишь, был такой рассказ "Последний лист"? Там девушка решила, что умрет, когда упадет последний лист плюща за окном. А он всё не падал, и она тоже держалась и в конце концов выздоровела. А потом узнала, что этот последний лист не настоящий, его художник нарисовал на стене.

– Помню, мы этот рассказ проходили в школе по английскому.

– Мы тоже. Ну вот, я решил: чем я хуже того художника? Устрою ей тоже последний лист. Стал потихоньку вставлять чистые листы в конец тетради. А исписанные из середины вынимал, чтобы тетрадь не казалась слишком толстой и всегда было три четверти исписанного, четверть пустого. Она постепенно догадалась, что тут что-то нечисто, но не стала ничего выяснять. Восприняла это как маленькое чудо. Так и писала эту последнюю четверть тетради одиннадцать лет.

– Володь, слушай… Я ж типа писатель. Мне очень интересно, что люди чувствуют, когда смерть так близко. Что там было, в этой тетради?

– На эту тему ничего. Если читать, вообще не догадаешься, что она болела. Писала про Париж, про жирафов. Что у Юльки пятерка, а Юрка, кажется, поссорился с девушкой. И какой-нибудь рецепт супа из брокколи.

– Можно я эту историю выложу в интернете?

– Валяй.

– Только, понимаешь, люди сейчас не любят негатива. Хотят, чтобы все истории хорошо заканчивались. Давай я не буду писать, что она умерла? Как будто мы с тобой разговаривали не сейчас, а когда Оля была еще жива. Закончу на том, что ей исполнилось 57, а что 58 уже никогда не исполнится, умолчу.

– А какая разница? Что, если не писать, что она умерла, люди будут думать, что она бессмертна? Читатели не дураки, поймут, что это всё равно история со счастливым концом.

– Не понимаешь ты, Володь, принципов сетевой литературы. Но дело твое, напишу как есть.

Вот, написал. Посвящаю этот рассказ светлой памяти О. А. Ерёминой.

Брат сегодня рассказал, он живет в России и давно пенсионер, но имеет кое-какие доходы на фондовом рынке.

Зашел он, на всякий случай, на сайт налоговой, чтобы узнать, нет ли каких-то налогов для уплаты. Оказалось, что нет, но за эту информацию взяли с него 5 рублей. Ну и ладно. Потом он заметил, что со счета пропали 399 рублей, никаких платежей не было, он хотел уже к банкирам обращаться, но потом решил сам выяснить, кто же снял деньги. Оказалось налоговая списала, счет тот же, куда и, вышеуказанные 5 рублей ушли. Он позвонил в налоговую и ему пояснили, что деньги списали за то, что он будет ежемесячно получать сообщения о наличии каких-либо платеже по налогам.

— Но я ни о чем подобном не просил

— Вам надо было зайти в кабинет и отказаться от этой услуги

— У меня нет кабинета, я зашел только посмотреть задолженность

— Ничего не знаю, у нас такой порядок

— Это же воровство

На это просто повесили трубку.

Я посоветовал ему написать какую-то жалобу. Он мне ответил, что это все равно, что главарю жаловать на его бандитов.

Чемпион России стал президентом Грузии, — вах, как интересно!

Как всем известно, президентом Грузии избран Михаил Гурамович Кавелашвили. Правильный он президент или неправильный, это пусть решают грузины, Бог им в помощь в этом безнадёжном деле.

По крайней мере, человека выбрали с уникальной биографией: Михаил выиграл чемпионат России по футболу (в составе команды "Спартак-Алания") и чемпионат Швейцарии! В составе "Кузнечиков" он оказался только потому, что "Манчестер-Сити" его сдал в аренду: эмиратское бабло тогда ещё не хлынуло в "Сити" потоком.

Ещё из интересного: Миша мог бы стать президентом гораздо раньше, — он баллотировался на пост Президента Федерации футбола Грузии, но его кандидатуру отклонили из-за того, что у Мишико нет диплома о высшем образовании… Что за дурацкие придирки!

Имейте теперь его президентом страны, чуваки с дипломами!

Считается, что неплохо быть сыном министра или замминистра. Например, простому советскому гражданину очень трудно было побывать "в загранице" (такой жаргон). Сыну большого начальника это было намного проще.

Мне рассказали.

Было это ещё в советское время.

Некий сын заместителя министра здравоохранения какой-то южной советской союзной республики выехал в заграничную командировку. Заграничная командировка — это предмет зависти обывателя тех времён. Однако зря завидовали, командировка оказалась в Африку. А в Африке с этим командированным обошлись плохо. Поясняю: Обычно среди "больших людей" профессия врача передаётся по наследству (вместе с руководящей должностью). Похоже, в этой самой Африке местные решили: зачем нам еще один заезжий не поймешь кто, да и лечит хреново (если вообще лечит), может лучше его слопать? Больше пользы? Взяли и скушали. А может и просто так слопали без видимой причины, или проголодались?

Совецкое мЫшление…

Я его воочию зрю. Новые соседи мои отставники. Полканы и подполы. По хозяйственной части. Потом во всяких властных местах работали, затем их попросили и честь знать, дорогу молодым дать, а им везде у нас почет вместо каталажки.

Хорошие дядьки, юморные, меня бандитом зовут. Грю: какой же я бандит, тщщи начальники?

Неправда