|
Катался вчера на виндсёрфинге. Взял доску с парусом в прокате, заплатил за час. На мне только плавки, мобильник, часы — оставил на берегу, чтоб не утопить. Вот катаюсь я, катаюсь... А в море совершенно непонятно сколько времени прошло. Кажется что двадцать минут — а на самом деле час.
Ну и в общем выкладываю я курсы довольно далеко от берега, а сам думаю — пора возвращаться или время еще есть? Тут смотрю, недалеко матёрый сёрфер летит на большом таком парусе, в полной амуниции, а на руке здоровые подводные часы. Я двинул в его сторону, и когда рядом проходил, спросил: "Извините, вы не подскажете, который час?" У дяди этого глаза круглыми стали, ох[рен]евшими... чуть парус из рук не выпустил... Заложил разворот, и говорит — пля, сколько бывал в море на доске, но такого у меня еще никто не спрашивал! |
| 30 Oct 2008 |   |
| - вверх - | << | Д А Л Е Е! | >> | 15 сразу |
Эту историю рассказал мне коллега по работе, приверженец экстремальных видов спорта (горные лыжи, сплав по бурным рекам, альпинизм и т. д.), любезно разрешивший её обнародовать.
Дело происходило в далёкие уже советские времена, эпоху временной нехватки
"товаров народного потребления", растянувшуюся на десятилетия, начиная
В возрасте 9-ти лет я потеряла обоих родителей. Многие сказали бы, что это ужасно, но не для меня... Биологические родители страдали алкоголизмом, мать периодично кололась. Несколько лет своего "детства" я знала только побои, драки, пьянки. По ночам я слушала не сказки, а мамины стоны, зная, что дома отца нет. Они погибли и надо мной взяли опеку родители единственной подруги по школе. И только тогда я обрела семью. Только тогда я наконец узнала, что по голове могут гладить, а не бить. Что тебе могут оставить кусочек торта, даже на спрашивая, принести фрукты, когда ты сидишь за уроками и не ругать за лишнюю съеденную ложку супа, ибо "матери не останется". Только тогда я узнала, что такое поддержка и спокойствие. Когда я говорю об умерших и том, что рада, что так произошло — меня считают стервой. А я просто счастлива, что обрела любимую семью и шанс на нормальную жизнь.
Глухой и темной декабрьской ночью 1990 года, хмельной и замерзший я боролся за свою жизнь.
Там, впереди, километрах в тридцати, Братск и, если я правильно шел, часов через 8-10 я был бы в гостинице. Проблема заключалась в том, что за полчаса моей интенсивной ходьбы по укатанной дороге не то что машина не проехала — ни
Вскоре по окончании войны возобновилось участие советских ученых в международных научных встречах. Одной из первых полетела в Нидерланды академик Анна Михайловна Панкратова, которая звание академика дополнила званием члена ЦК.
Она, как рачительная хозяйка, предположила, что за рубежом ей доведется устраивать небольшие приемы, угощать зарубежных коллег... Не покупать же водку за границей, тем более, что и валюту-то отсчитывали, знаем, какой мелочью. Водку надо везти с собой. И тут выясняется, что, по нидерландским таможенным правилам, можно беспошлинно провозить только одну бутылку для личного употребления. Любая вторая облагается непосильным для советского человека налогом. Далее события разворачивались так.
Прилетев в Амстердам, Анна Михайловна выкладывает свой чемодан на прилавок к таможеннику. Тот, поигрывая замочками, спрашивает:
— Мадам провозит водку?
Анна Михайловна отвечает срывающимся баритоном:
— Провожу одну бутылку для личного употребления.
Таможенник щелкает замочками, крышка чемодана отскакивает и открывает его восхищенному взору незабываемую картину.
В чемодане, с угла на угол, лежит, как гусак, четверть водки (трехлитровая емкость). Таможенник бережно закрывает чемодан, придвигает его к владелице, прикладывает руку к козырьку и уважительно произносит: "Я преклоняюсь, мадам! "