У меня продюсер есть, она как продюсер – обычная. Вынет душу если я ей нужна и ни в жизни не перезвонит не напишет, если не нужна. Вообще стена. Гранит. Ни трубку не поднимет, ни на сообщение не ответит.

Встречаемся на днях, проект обсуждаем. Она мне "да-да, знаю, не отвечала тебе сто лет, но это только потому, что ясности не было, ты же понимаешь. Да и телефон твой потерялся, на клавиатуре буквы западают, я хотела тебе сообщение отправить, но мессенджер забарахлил чертов Цукер скотина, в вотсапе не доверяю сквозному шифрованию, в вайбер не заглядываю и очень нестерпимо болят глаза. И пальцы рук. "

Дальше обсуждаем, водку пьем, но вижу, что ерзает как-то она, волнуется, телефон теребит.

Рассказывает, что дочь поступает, а у нее человек есть (человечек) в приемной комиссии – шепнуть обещал хватает баллов или нет. И пропал, говорит, скотина. Телефон не берет, в вотсапе не отвечает, хоть и сообщение прочитал, она отследила.

Я спрашиваю: ну может быть у него буквы западают?

А она прямо так зло на меня посмотрела и говорит на полном серьезе: Ты что реально не понимаешь, что это вообще СОВСЕМ другое дело?

Мама забеременела в 11 классе. После школы родители поженились, родили меня, отдали бабушке и сразу уехали за три тысячи километров в большой город поступать в университет.

Пять лет я их почти и не видела — летом они устраивались в том городе на работу и не приезжали. Несколько раз навещали нас на Новый год, и для меня они были просто тётя Оля и дядя Саша.

Помню момент: мне шесть лет, бабушка и родители очень сильно разругались, мама собрала мои вещи, и мы ушли. Шли вечером к автобусной остановке под ледяным ливнем, и отец снял с себя кожаную куртку и отдал маме, а я плелась сзади них в бриджах и майке, рыдая от разлуки с бабушкой и стуча зубами от холода. Оказалось, что бабушке я надоела, и она заставила родителей приехать и забрать меня, иначе сдаст в детдом.

Самое интересное, что только в 28 лет я поняла, что родители меня не хотели и никогда не любили, и им абсолютно всегда было наплевать, где я, как я, что со мной. Друг друга при этом они очень любят — вообще не помню, чтобы они хоть раз поссорились или не пришли к какому-нибудь соглашению. Они вообще-то очень добрые: спасают животных, помогают нищим, носят бабуськам сумки, со всеми вежливы, их любят на работе, у них много друзей... Меня ни разу не били, не орали, не унижали. И ни разу не сказали, что ненавидят и жалеют о моём появлении. Но это было и так очевидно.

Не общаемся с ними уже три года — не звонят. Меня вырастили два чайлдфри.

Личная наша жизнь с женой выглядит так: в одной комнате дочка спит, в другой оба сына, а нам остаётся гостиная. У неё масса достоинств, включая просторный раскладной диван и соседство с ванной. И только один недостаток — комната проходная. Мы давно уже научились не дожидаться, пока все дети угомонятся. Это совершенно бесполезно. Зачитываем им сказки на ночь, каждый в своей детской, засыпаем быстро и увлекаем своим примером мелких. Просыпаемся, как по будильнику, глухой ночью. И вот сегодня не повезло — стоило нам только раззадориться, как открывалась дверь в детскую и очередное взлохмаченное чадо топало мимо нас в туалет. Всякий раз дверь открывалась в момент, когда мой палец добирался до одного заветного места. "Однако, тенденция" — подумал я озадаченно. Прямо как кнопка "Пуск". После второго прерванного раза мы пролежали еще полчаса, как испуганные мыши. Потом не выдержали и распоясались снова. Но когда мой палец третий раз приблизился к роковой точке своего путешествия, я не выдержал и вздохнул обречённо — "в этом месте каждый раз появляется новый ребёнок". Жена улыбнулась: "Но для этого надо туда сначала что-то ввести! "Потом сообразила, что я про открывающуюся дверь в детскую, и её вдруг пробил неудержимый придушенный смех. Я дал ей успокоиться и всё-таки нажал на кнопку "Пуск". Тут же открылась дверь в детскую, в проёме появилась сонная дочка. Её появление оба родителя встретили дружным идиотским хохотом...

Рассказал фотограф, с которым работаю в журнале.

Зашел он по делам в один из одесских монастырей. В АХЧ, там, где сидят отцы-экономы. Часть из них — в рясах, часть — в английских костюмах, короче, сидят перед мониторами, работают, ахч-ствуют. И вот сидит один в рясе и все время крестится, крестится, крестится...

Фотографу стало любопытно, он так тихонечко обошел и взглянул.

Оказывается, рубится св. отец в ДООМ, а крестится он всякий раз, убивая какое-то исчадие.