Родина самурая.

Из аэропорта их привезли на двух машинах. Восемь человек рейсом "Токио — Москва" прибыли для реализации давней мечты. Худощавые, небольшого роста, в дорогих костюмах, с одинаковыми дипломатами, в идеально чистых ботинках. Там, где грязь либо засохла, либо замерзла – до блеска начищенная обувь смотрелась особенно нереально. "Макото Миядзаки" — протянул мне руку старший из них, слегка наклонившись вперед. Не слишком низко, но так, чтоб была видна макушка – вспомнил я уроки японских поклонов. Каюсь, сначала я их не различал – черноволосые, узкоглазые, миниатюрные, без возраста. Они ждали медведей, балалаек, снега до пояса и держали в голове единственную формулу: "Русский = раздолбай". Однако упрямые расчеты показывали, что открытие собственного производства в России сократит их расходы на поставку.

График запуска был расписан по дням. Японцы сняли ангар для производства, завезли оборудование, наняли персонал через кадровое агентство и пригласили команду бизнес-тренеров с головного предприятия. Их главным условием было отсутствие русских в управленческом аппарате. Высокое качество и безупречную репутацию мог обеспечить только японец.

Макото петрушил персонал с первого дня. Утренние построения, разнос бригадиров, депремирование сервис-инженеров, увольнения за опоздание. Упаковщики и операторы должны быть на рабочем месте за 15 минут до начала рабочего дня. Русский зам, выполняя поручения, научился бегать. В свои 60. Были и интересные особенности японского менеджмента. Нельзя смотреть в глаза, нельзя держать руки в карманах, нельзя отвечать на вопросы (они риторические). Людей с лишним весом на работу не брали. "Толстый – значит ленивый! " — Макото был непоколебим. Он отслеживал чистоту, систему и точность на всех направлениях. Начались показательные карательные операции. Макото был убежден в том, что русский сносно работает, только когда до смерти напуган. Дух персонала начал неуклонно падать, производительность — снижаться. В раздевалках росло возмущение. Первый звонок прозвенел, когда всех лишили планового отпуска. Тихий саботаж. Как же иначе. Русские инженеры аккуратно вывели из строя оборудование и весь день делали вид, что пытаются исправить поломку. Месячный план пошел псу под хвост. Я знал, кто это сделал. Не сдал, однако сам навалял от души. Ситуация складывалась патовая. Японцы понимали, что уже не управляют процессом, и русский персонал их не слушается. Я понимал, что сейчас начнутся массовые увольнения. Надо начинать переговоры.

Я стоял в его просторном кабинете и терпеливо ждал, пока он проорется. Макото мешал японский язык с английским, добавлял русский мат и периодически переходил на визг – пейзажная смесь… Отрывками я понимал, что Россия – болото, русские — необучаемые дикари, а у меня кисель вместо мозгов. Наконец он выдохся и плюхнулся в огромное черное кожаное кресло. "Говори! " — его темные в узких прорезях глаза уставились на меня в ожидании. И мы начали делить сферы влияния… "Если параметры производства снизятся хоть на четверть процента, я тебя уволю! " — крикнул он, когда я уже выходил из кабинета. А через пару дней из головной конторы мне позвонил экономист (давний друг по деловой переписке) и предупредил: "Под тебя копают. Подняли диплом, проверяют специализацию факультета, названивают бывшим работодателям. Для японцев несоответствие специализации диплома и занимаемой должности– это основание для увольнения. Держись". Вот сцуки узкоглазые – отчего-то разозлился я. Тогда я еще не знал, что всего через месяц Миядзаки-сан будет хвастаться перед очередной японской делегацией, что на него работает специалист, который раньше проектировал русские самолеты.

Тем временем ситуация стабилизировалась, и наши показатели плавно и неуклонно поползли вверх. Я был посредником между русской и японской сторонами. Наши добровольно указывали сомнительные блоки, и мы их списывали на тестирование, экономя на случайных выборках для теста и блокируя возможность попадания брака клиенту. Мои упаковщицы стали улыбаться, а сервис-инженеры перестали заливать стресс кофе.

Мы стали сближаться с Макото. С противоположных полюсов мы шли навстречу друг другу. Он становился мягче, я — жестче. На деле Макото Миядзаки оказался невероятно щедрым, мудрым, эрудированным и интересным человеком. Он учил нас рисовать и расшифровывать иероглифы, рассказывал о четырех алфавитах в японском языке, заказывал неведомых рыб из Японии, показывал, как правильно готовить и есть креветки, учил особой гимнастике. Он ел репчатый лук как яблоко, приговаривая "Осень похош на наш имбир!". Обожал борщ и оливье. Он двадцать лет прожил в России, его три сына выросли без него, Макото летал в Японию всего дважды в год — на новогодние праздники и две недели в июле. Ему было 63, когда его руководство наконец предложило вернуться на родину и продолжить работать на местном предприятии, или уйти на пенсию. Он отказался. Он сказал, что больше не может работать с японцами. Он будет работать с русскими.

Сегодня на выходе из супермаркета к нам подошел дедушка и попросил купить ему чего-нибудь покушать. Вернулись с подругой в магазин, скинулись немного, купили хлеба, колбасы и небольшой готовый обед. Когда вышли с пакетом на улицу и вручили его дедуле, он до последнего отказывался брать, а потом расплакался, поблагодарил и подарил нам двух зайчиков, самодельных, из металла. Оказалось, он в прошлом на заводе работал, а в качестве хобби делал из отходов металла всякие фигурки. Узнали, где он живет, и сказали, что придем на остальные его творения посмотреть. Вот только придем мы к нему не сами, а с другом, который держит собственную арт-галерею. Не пропадать же таким золотым рукам))

Сельхозперепись 2016.

Переписчик: телефон домашний есть?

Я: нет

П: мобильный?

Я: есть

П: значит интернет плюс..

Я: какой интернет?

П: ну раз есть мобильный, значит, есть интернет

Я: интернет ближайший в 40 км и то его подобие. Позвонить-то на крышу залазим.

П: у нас инструкция — есть мобильный значит есть интернет!

Вот так по инструкции у нас везде есть интернет, зарплаты большие, дороги хорошие и много что еще... а мы просто не знаем об этом.

МГУ, военная кафедра, разгар застоя. Основное развлечение у студента — выпить и поиграть в картишки. Военка ему на хрен не нужна, но прогулять нельзя, круче этой кафедры нет. На дворе 24 февраля. Аудитория, которая и без повода надирается каждый день, просто никакая. У доски полковник Бойко. Ему совсем плохо, но он держится.

12 часов дня. Открывается дверь, и появляется зеленый от похмелья студент:

"Разрешите опоздавшему войти?" Полковник Бойко долго рассматривает висящие на стене часы, затем свои наручные, шевелит губами, подсчитывая, на сколько опоздал студент, если занятия начинаются в 8.30. Потом, с трудом разлепив сухие губы, произносит: "Это уже не опоздавший, а неявившийся! Чем можете объяснить?" студент долго думает, вспоминает вчерашнее и произносит: "Тщ-щ-щ полковник, ну, вчера было 23 февраля..." полковник (задумчиво): "Так ведь и у меня было!"

Студент долго раздумывает, пытаясь понять, почему у полковника тоже было такое же число и, если это правда, как полковник вообще попал на работу. После длинной паузы он наконец догадывается и произносит:

"Ну так вы же человек более опытный!

Полковник расплывается в улыбке и произносит: "Садись, водички хочешь?"

26 лет, два с половиной года была любовницей женатого мужчины. Верила в байки про то, что он вместе с женой только из-за ребенка, что спят в разных комнатах, стандартно, короче. Любовь делает из нас идиоток. Сначала была сказка, а потом ссоры, расставания, гадости в адрес друг друга... и все это на фоне одиноких выходных, праздников и отпусков, которые он проводил с семьей. У меня были нервные срывы, самооценка упала ниже плинтуса. Собралась с силами и прекратила это. Прошло несколько месяцев, сейчас у меня все прекрасно, я счастлива, и считаю, что выход из этих отношений был самым лучшим решением в моей жизни. Видимо, на карму тоже повлияло: разрешились старые проблемы, появились новые интересные люди в жизни, сейчас за мной ухаживает очень нежный ласковый и добрый парень, я еще никогда так не ценила отношения и бережное отношение к себе. Мне бы очень хотелось вложить свой опыт в головы других девушек.