занимались самым изнуряющим психику занятием – поступлением в институт.

Кто поступал при конкурсе 16 человек на место, тот не даст соврать.

Оля назубок вызубрила историю и литературу, казалось, что она знала всех опричников по фамилиям, прозвищам, предпочтениям в оружии и размерам сапог, а уж Павел Власов, так и вообще был Олиным одноклассником…

Уже провалившиеся на экзаменах, все как один, приходили порыдать на ее материнской груди, Оля нежно гладила бедолагу по голове, приговаривая:

— Ничего, ничего, подготовишься получше, а на будущий год опять подъедешь поступать, тогда все получится. Вот увидишь, главное не отчаиваться.

Да что там говорить, она даже собственноручно "шпоры" нам писала и это не смотря, на то, что все мы друг другу были злейшими конкурентами. Святая женщина:

— На, тут у тебя будут всякие довоенные даты, а тут за манжеткой положишь "НЭП" Мне в деканате девчонки сказали, что по НЭПу гоняют почти всех. Ну, ни пуха. Да, и о пятилетках не забывайте – Что? Когда? И как они назывались? Кто не помнит, вот у меня листок. Подходите сюда к окну, стойте, учите, должны успеть…

Наконец, позади мои экзамены по литературе, специальности, вот и из кабинета истории я выскочил с пятеркой. Все волнения позади, я не верю своему абсолютному счастью — на этот раз – вроде бы поступил…

Но радостная и возбужденная толпа в коридоре, не спешила разбегаться в лето, все терпеливо стояли и ждали нашу святую Ольгу. Никто, конечно же, не сомневался, что она сдаст на пятерку, но все же. Ведь каждого из нас она так или иначе "подогрела", кого учебником, кого запасной ручкой, кого датами, и всех без исключения – добрым словом.

Но что такое, почти все вышли из кабинета, а ее все нет и нет, подсмотрели в щелку – сидит, лицо печальное, готовится. Самая последняя…

Всем стало очень волнительно. Неужели наша Оля окажется сапожником без сапог и завалит историю?

Наконец открылась высокая дверь и выпустила Зареванную Олю. Тело ее подрагивало от сдавленных рыданий, тушь побежала по полненьким щечкам.

Мы и сами чуть не разрыдались…

Я спросил:

— Оля, что? Тройка?

Она не могла говорить и только повертела головой.

— Двойка?

И тут Олю прорвало и она задыхаясь от горя ответила:

— Пять.

— Пятерка? Так чего ты, дура, ревешь и нас пугаешь!?

Она оторвала платочек от лица и вдруг громко сказала:

— Р-Р-Р-ыба! Н-Р-Р-Р-авится!?

И это ее "Р-Р-Р" было таким ленинским, таким детским, веселым и раскатистым, что мы не смогли сдержать смех и от этого Ольга зарыдала еще громче.

К тому моменту, мы знали Олю недели две, но даже и не догадывались, что до сих пор никому из нас, она еще не сказала ни одного слова с буквой "Р-Р-Р" Мозг ее всегда работал как мощнейший компьютер и без пауз, в реальном времени строил фразы так, чтобы ни разу не проскочила эта ненавистная "Р-Р-Р".

Но любой компьютер рано или поздно упирается в непосильную задачу и зависает, причем в самый неподходящий момент.

Экзаменатор остановил феерический ответ на первый вопрос и попросил переходить ко второму.

Оля похлопала глазками, но компьютер дал сбой, он уже ничем не мог помочь и тогда ей самой пришлось блеять что-то несуразное:

— До появления Иисуса на белый свет оставалось еще не одно и не два, а чуть больше тысячелетий. Где-то на два больше одного. И вот, на том месте, где находится нынешний Кавказ, имеется очень высокое место, почти самое высокое, вот возле него и возникло это …общество…

Экзаменатор снял очки, удивленно вскинул бровки и наконец остановил сей глубокомысленный ответ:

— Послушайте, успокойтесь, соберитесь, вы так хорошо отвечали на первый вопрос, что я уже подумывал поставить вам пятерку и отпустить, но с таким ответом выше двойки… Что с Вами случилось? Сосредоточьтесь и скажите что-нибудь вразумительное по данному вопросу, я ведь должен оценивать ваши знания. А не слезы.

Тогда Оля с ненавистью посмотрела на преподавателя и с вызовом за-Р-Р-Р-ычала:

— В т-Р-Р-Р-етьем тысячелетии до нашей э-Р-Р-Р-ы, в п-Р-Р-Р-едго-Р-Р-Рье го-Р-Р-Р-ы А-Р-Р-Р-а-Р-Р-Р-ат об-Р-Р-Р-азовалось госуда-Р-Р-Р-ство У-Р-Р-Р-а-Р-Р-Р-ту!

Наверное, никто из присутствующий так в жизни раньше не смеялся.

Смех – смехом, а ведь с тех пор прошло уже почти четверть века, но и сегодня любой из нас, тогдашних абитуриентов, услышав слово – "Урарту", наверняка по-доброму улыбнется и без запинки ответит: Что это за Урарту? Когда? С чем его едят и у какой горы оно образовалось…?

Мы были радостны, возбуждены и чувствовали себя настоящими европейцами. Через 30 — 40 минут я почувствовал, что немецкие обеденные сосиски стали подпирать польские утрешние булочки и надо срочно искать место для посадки. Если бы это была Россия, об этом не стоило бы и говорить, а тем более писать — остановился посидел под кустиком, сорвал пару ромашек и езжай дальше — нет проблем — один большой туалет, но это была Германия и вдоль автобана тянулся аккуратныйпроволочный двухметровый забор (видимо специально для таких умников как я ), а поток машин был достаточно плотный и остановиться и гадить у всех навиду было выше моих сил, тем более, что в то время совки за границей были еще очень застенчивые. Я продолжал ехать, тихо проклиная ухоженную чистую Европу, а мой приятель хихикал надо мной, предлагая мнеразличные самые фантастические планы моего спасения. Вдруг впереди — О, Боже! — я увидел небольшую площадку с двумя мусорными контейнерами, только чуть выше, чем наши. За них можно было спрятаться! Я остановился, и не разбирая дороги забежал за эти контейнеры и... я был счастлив. На самом деле места там было не много, и как я не пытался пропихнуть свое тщедушное тельце между контейтером и забором — голова моя торчала наружу, так что проезжающие бюргеры могли видеть странного типа, который гадил, фактически, на виду у всех, кое-как спрятавшись за двумя... туалетами. Да! Это были два немецких, чистеньких, передвижных туалета, с чистыми сидениями, мягкой туалетной бумагой, дезодорантом и дажетуалетной водой, чтобы потом продезифицировать руки. Все это я подробно рассмотрел уже потом, как говориться, налегке. Интересно, что подумали те немцы, которые сталисвидетелями моего двойного позора?. Наверное они решили, что это форма какого-то изощренного, патологического эксгибиционизма — гадить на виду у всех, сидя у туалета.