9 января 1918 года Александр Вертинский записал: "А в Москве жить становилось все труднее. В магазинах все припрятали. Исчезли сахар, белый хлеб. Пить приходилось чуть ли не денатурат. Ничего нельзя было достать за все мои деньги.

А тут я еще, как назло, влюбился в одну балерину. Балерина была талантлива, но злая, капризная и жадная невероятно. С большими усилиями, благодаря своему имени и гонорарам, я доставал ей все, что было возможно, — духи, одеколон, мыло, пудру, шоколад, конфеты, пирожные. "По знакомству" мне давали все. Я покупал ей золотые вещи, материалы для платьев — шелк и шифон, бархат и кисею... Все это она принимала как должное, но всего этого ей было мало.

Танцует она, например, в "Эрмитаже". Я захожу к ней за кулисы. Смотрю, она "вытрющивается" перед каким-то невзрачного вида посетителем.

— Что это за тип? — спрашиваю я.

— И чего вы так перед ним выворачиваетесь?

— Он мне обещал принести одеколон, — говорит она.

— Ничтожество! — в бешенстве кричу я.

— Я ведь только сегодня утром прислал вам ящик от "Ралле", где этого одеколона пять флаконов, и духи, и пудра, и мыло!

Она пожимает плечами. Ей мало этого!

Гуляем как-то мы с ней по Мясницкой (теперь улица Кирова). Правую сторону занимают магазины земледельческих орудий, в окнах выставлены шарикоподшипники. Подходим к витрине.

— Муся, — говорю я, — вот... шарикоподшипники! Купить вам?

— Купите.

— А зачем?

— Да так. Пусть лежат!

Есть же такие балерины, прости господи!.. "

Стыдно признаться, но по молодости я устроил суровое испытание своим соседям, благо был будний день, где-то в районе 15:00, и поэтому зацепило минимум народа.

Ещё ранее на уроках труда наш учитель поведал, что домашние ванны изготавливают из хрупкого чугуна, поэтому существует реальная опасность, уронив в ванну молоток, расколоть её напрочь.

И понадобилось же мне при ремонте вынести ванну из квартиры на помойку.

Самостоятельно поднять это стокилограммовое эмалированное чудовище я был, естественно, не в силах, а помочь мне на тот момент было некому, поскольку я только что переехал и местных ещё не знал.

С грехом пополам приволок я эту ванну в комнату, перевернул её кверху дном, нацепил защитные очки, взял в руки здоровенный колун, специально привезённый для этой цели с дачи, и, размахнувшись, долбанул по этому колоколу.

Говорить о том, что я оглох, не приходится: мне кажется, от этой направленной чудовищной звуковой волны оглохли даже тараканы в подвале, расположенном четырьмя этажами ниже.

Ванна же, на удивление, устояла, а вот мой слух и психика соседки, живущей этажом ниже — не очень. Ей почудилось, что я уронил несущие стены.

Не прав, короче, был наш трудовик...

Пришлось однажды почти помыться в такой бане, еще в самом начале эпохи застоя. Мы — студенты первого курса НГУ, на сельхоз-работах, целыми днями под ледяным дождем (сентябрь, Сибирь, холодный даже для Сибири год) по уши в грязи вытаскиваем из грязи же картошку. Спим в фанерных домиках пионерлагеря, на полу, на матрасах, набитых соломой. Утром на прическах иней. Через 3 недели к нам приехала военно-полевая баня, развернулась на пляже. Вода всасывалась из водохранилища (мы и не думали, что она не вполне водопроводная), подогревалась каким-то устройством, которое работало от двигателя. Первые 30 человек зашли в огромную палатку с конструкцией внутри из трубок, разделись и с наслаждением залезли под горячие струи. Успели намылиться. Что-то сломалось, прекратилась подача всякой воды. В палатку в щели между брезентом и песком задувает студеный ветер. Ждали голые полчаса, пели хором героические революционные песни. Кто-то, не выдержав, оделся, намыленный поверх размазанной грязи (и потом еще пару недель так ходил). Остальные (я среди них) еще через полчаса дождались подачи холодной воды (напоминаю, из водохранилища, конец сентября, Сибирь, горячая вода так и не пошла), смыли мыло, оделись. Вышли с непередаваемым ощущением свежести. Мы были единственные из 300 человек, которым удалось за время пребывания "на картошке" помыться в бане.

Всех возмутило видео с пытками в тюрьме и только ольгинцы пытаются, в свойственной им манере, "защитить честь мундира". Для тех же, мимо кого эта история всё-таки проскочила, вкратце: охранник разорвал личные письма заключённого и бросил их, пардон за подробности, в парашу. Заключенный закономерно возмутился и назвал охранника собакой, за что и получил

Не моя история. Еду я на своей "шестерке", дело к вечеру. Тормозит гаишник. Видимо, только-только в органы попал — на вид лет двадцать, худющий, шея длинная, лицо дебиловатое, но преисполненное ответственности и служебного рвения. Четко представился, взял документы и бдительно все посмотрел. Потом попросил багажник открыть. Номер на двигателе тщательно проверил. Ну, думаю, все, наконец, поеду дальше. Ан нет. Включает он рацию и так серьезно запрашивает:

— База, это семнадцатый, пробейте по компьютеру, не числится ли в угоне машина с таким-то номером.

Стоим, ждем, из рации только треск и отрывки фраз. Проходит минута. Другая. Он снова повторяет свой монолог про проверку моей машины на угон. И снова тишина. Тут он в третий раз уже:

— База, это семнадцатый, пробейте по компьютеру, не числится ли в угоне машина с таким-то номером.

Из рации громко раздается усталый раздраженный голос:

— Семнадцатый, а, семнадцатый, иди на х... , зае... ал уже!

Я с неким злорадством смотрю на него, он четко поворачивается ко мне, козыряет и, отдавая документы, произносит:

— Все в порядке, можете ехать.