со своими делами быстро, обратно решила ехать на маршрутке. Мороз крепчал, я села в почти пустую "Газель". Водитель ждал заполнения салона, но в нашу сторону народа было мало. Примерно пятой по счёту в салон зашла старушка, хорошо одетая, бодренькая такая. Уселась и с живым интересом начала озираться по сторонам. Все с нетерпением ждали отправления маршрутки, раздражало это ожидание, ведь во время движения в салоне становится намного теплее. И вот наконец-то меня "прорвало": "Бабушка, куда это вы в такую рань, да в такой мороз? "Бабуся только этого и ждала: громко, чтобы все слышали, она поведала о том, что после удачной операции на глаз едет на вокзал, чтобы потом поездом добираться дальше, домой. В ходе разговора бабушка оказалась уже рядом со мной на трёхместном сиденье, наверное, для того, чтобы я лучше слышала, хотя слышала это уже вся маршрутка. С другой стороны от старушки оказался мужчина примерно моих зрелых лет, он тоже задал вопрос о том, сколько ей лет и почему её никто не сопровождает. С победным видом бабушка обвела всех взглядом и объявила, что ей 87 лет, что в сопровождении она не нуждается. Внук хотел с ней ехать, да с работы его не отпустили.

В это время маршрутка заполнилась, поехали. Мужчина, который сидел с другой стороны, взял "интервью" в свои руки. С его помощью бабушка рассказала всю свою жизнь: как в войну прятались в подвале от немцев, и там одна девушка села попой в капкан, ей зажали рот, а наверху немцы; как после войны села за баранку, как ездили на целину... Бабушка оказалась и с чувством юмора, и похвастаться не прочь, развеселила всех. В конце выдала: "У меня пенсия большая, 22 тысячи, я ещё и внукам помогаю, зарплаты-то у них всего по восемь". Все захлопали "звезде" маршрутки, помогли выйти на остановке "Вокзал". Молодёжь этого рейса сидела без привычных наушников, все улыбались.

куда двигаться дальше.

Зима. Фильм о военных годах. Я — сторож. Драный тулупчик, такой же треух, валенки, берданка на плече. Человек двадцать в пазике, как мужчины, так и женщины, такого же примерно вида. К сожалению (а может, к счастью, иначе бы не было этой истории), никто не курит и я выхожу на улицу один. Прогуливаюсь с беломориной в зубах, отойдя от "ПАЗика" метров на пятьдесят.

В это время мимо проезжает наряд милиции в патрульной машине.

Надо сказать, что там, где проводятся съемки, конечно же предупреждены и милиция и все другие службы. Но мы-то не на прощадке, а, повторюсь, в центре города в ожидании команды.

Патрульная машина останавливается, милиционеры таращятся на меня, но выходить из машины явно боятся: вдруг такое чучело возьмет да и пальнет?

Приоткрывается стекло и мент робким голосом вежливо спрашивает:

— А в-вы ч-что здесь делаете?

Я включаю дурака, встаю по стойке смирно и рапортую:

— Пост охраняю, вашблагородие.

— К-как-кой пост?

— Вверенный мне, вашблагородие.

Милиционерам явно поплохело. Замолчали. Пауза стала затягиваться.

Наконец страж порядка решился на следующий вопрос.

— А д-документы у вас имеются?

— Так точно, вашблагородие.

— А п-показ-зать можете?

— Так точно, вашблагородие. Следуйте за мной.

И не спеша направляюсь к автобусу.

Доблестные милиционеры не сразу вышли из машины, а дождались, когда я удалился метров на десять, и только тогда настороженно переглядываясь, двинулись за мной.

Я подошел к автобусу, нажал на кнопку, дверь открылась, поднялся на ступеньку, и крикнул им:

— Прошу, вашблагородие.

Увидев гражданский и вполне мирный автобус, менты немного посмелели, и уже более уверенным шагом подошли к открытой двери.

Вы не забыли, кто сидел в автобусе?

Так глаза этих ментов надо было видеть, когда они заглянули в салон.

"Дурдом на выезде" — самое мягкое, что можно было в них прочитать.

И надо было слышать вздох облегчения, когда до них что-то все же, по-видимому, дошло. Фильмы-то в нашем городе достаточно часто снимаются.

Под громкий хохот всей массовки я громко спросил

— Так документы-то вам показать, вашблагородие?

Заикаясь даже больше, чем в момент встречи, они хором ответили:

— Н-н-е н-н-надо...