нахулиганил, ‐ учителя даже не пытались найти виновного, директор сразу говорил:

– Крамаров! Завтра приведёшь отца и мать.

Когда в пионерский лагерь, по воскресным дням, приезжали родители, мамаши обычно говорили своим детям:

–Сыночек! Дай мне слово, что с этим, ‐ тут мамаши указывали на меня, ‐ ты водиться не будешь. От него хорошему не научишься.

А когда я прибыл в армию для прохождения службы, опытный старшина посмотрел на меня и сказал:

– Ну, этот с гауптвахты вылазить не будет.

Мой первый режиссёр никогда не служил в милиции, но стоило ему взглянуть на меня, как он сразу определил моё амплуа. Я сыграл хулигана и бездельника, владельца злополучного мотоцикла в фильме "Прощайте голуби!". Трудно было работать над ролью. Ведь как это ни парадоксально, я с самого детства не был знаком ни с одним хулиганом. Если когда‐нибудь подозрительный тип появлялся на одной стороне улицы, я всегда переходил на другую. Но, попадая на съёмочные площадки, я становился рабом своей фактуры. И мой актёрский альбом становился похожим на пособие для начинающего дружинника.

А ведь знаете, как обидно актёру, которому внушили, что никогда он не сыграет ничего патетическо‐героическо‐трагического! Неужели я не могу сказать: "Быть или не быть?". Могу! Ещё как могу! Да фактура не та... Не играть мне Гамлета... И Отелло – тоже не играть. Думаете, слабо мне Дездемону задушить? Да я могу это одной левой сделать.

Скажет режиссёр: "Задуши! " ‐ я мигом. Но никогда не сбыться этим мечтам, потому что моя творческая биография написана на моём лице.

секрета: 40 процентов табака, 60 процентов кизяка – вот и весь рецепт.

– Вах! Так ты ещё и табак используешь?!

Сама история. Конец 70-х, мы – курсанты, будущие лётчики-истребители. В учебной эскадрилье 62 человека. Большинство курящие. Продавались, конечно, и "Прима", и "Беломор", но мы ж – будущие лёДчики, могли позволить себе сигареты с фильтром: тогда в ходу были "Ту-134", "Опал", "Стюардесса". По 35 копеек за пачку.

Время от времени кто-то "стрелял" курево, но это уж когда совсем прижмёт, а до получки курсантских денег ещё несколько дней. Однако подметили, что один курсантик "стреляет" сигареты чаще других. Причём по-хитрому: цыганит по очереди у всех курящих – чтоб не так заметно было, что он халявщик.

Но рано или поздно заметили это. Решили проучить. В день получки скинулись и купили пачек 40 самых термоядерных, без фильтра", сигарет (кажется, это был жуткий горлодёр под названием "Памир). И аккуратно выложили пирамидкой у него на застеленной кровати. И что же? А ничего! Никакой видимой реакции. Молчком убрал все наши "подарки" в тумбочку – и всё. Куда он их пристроил, нам неведомо, но "стрелять" сигареты после этого случая перестал.

отчаяния он поставил на кон двадцать музыкальных номеров для будущего спектакля мюзик-холла. И тут же проиграл!

— Ещё двадцать! — азартно сказал он и снова проиграл.

— Хватит, — решил Дунаевский. — Скоро спектакль, мне ещё за пультом стоять!

— Ну, ещё одну пулечку! — скаламбурил Шостакович и, увидев скептические лица друзей, решился. — Ставлю свой концертный рояль! Красного дерева!

Ветреная карточная удача так и не повернулась к нему лицом. Рояль он тоже проиграл. Очень быстро.

Дунаевский был опытный игрок. Он ещё знавал команду легендарных преферансистов, куда входили Владимир Хенкин и Павел Поль.

На следующий день, смущаясь и краснея, Шостакович подошёл к Клавдии Шульженко. Она с интересом выслушала его предложение купить у него концертный хороший рояль из красного дерева. Очень обяжете. Никогда бы, но настоятельная необходимость и прочее, и прочее...

Она согласилась, не раздумывая.

Шостакович на прощание попросил, чтобы эта операция "Ы" (чтоб никто не догадался) осталась тайной.

Он пока не знал, что о проигрыше инструмента знал уже весь мюзик-холл.

Дрейфуса. Он был "удобным" подозреваемым, и контрразведка быстро нашла другие "доказательства", подтверждающие его вину. Уже в декабре того же года прошёл суд (за закрытыми дверями), а в январе 1895 года прошла гражданская казнь: Дрейфуса публично лишили звания и отправили в пожизненную ссылку на Остров Дьявола на каторгу.

Реальным шпионом был Шарль Эстерхази, который предложил своему "помощь" германскому посольству самостоятельно по собственному инициативе. Эстерхази имел существенное преимущество перед Дрейфусом: он был французским французом, а не евреем. Помимо прочего у него были друзья в контрразведке, которые точно знали, что он "свой", так что можно и не проверять в отличие от этого. Доказательства вины Дрейфуса были сфабрикованы, свидетельства против Эстерхази игнорировались, пока это было возможно (то есть не стало широко известно), люди, указывавшие на фактические ошибки в следствии, арестовывались по обвинениям в клевете или распространении секретной информации. Даже после признания Эстерхази при пересмотре дела суд признал Дрейфуса виновным, лишь смягчив приговор до 10 лет заключения (5 из которых он уже отсидел). Он принял помилование президента Франции, но только через СЕМЬ лет после признания Эстерхази (он признался в шпионаже в 1898 году, заблаговременно выехав в Германию) Дрейфус был полностью оправдан и восстановлен в звании.

На гражданской казни Дрейфуса присутствовал австрийский журналист Теодор Герцль. Услышав, как толпа кричала "Смерть евреям! ", Герцль пересмотрел свои взгляды о том, что ассимиляция в обществе является ответом на антисемитизм, и осознал необходимость создания независимого еврейского государства — идеи, которой он посвятил остаток своей жизни.

В 1897 году Герцль со сторонниками организовал Всемирный сионистский конгресс, а принятая там Базельская программа была основой для многочисленных переговоров с целью создать "жилище для еврейского народа" в Палестине.

Герцль умер от воспаления легких в 1904 году, и хотя его старания тогда не увенчались успехом, работа Герцля создала предпосылки для создания государства Израиль.

Государство Израиль было провозглашено в мае 1948 года, лишь немногим позже той даты, которую предсказал Герцль после 1-го Сионистского конгресса.