Если взять фото меня в 17-18 лет и сейчас, в 36, то это просто два совершенно разных человека. Муж познакомился со мной, когда мне было 29, я уже была после всех операций. Он видел только мои совсем детские фото, там ещё молочные зубы, я не очень красивая, но не страшилище, а вполне милый малыш. Остальные фото я удалила, в соцсетях мои старые фото практически не найти, я избегала любых попыток меня сфоткать, меня даже нет на выпускном альбоме. И со студенческих тусовок у меня всего штук пять фотографий, и на тех я с тяжёлым макияжем. Единственное, я призналась, что уши оперировала, их было видно на фото, но он ни слова не сказал, кроме того, что это было мило и мне бы и торчащие ушки подошли. Да, может быть, это было бы мило на нынешнем лице с аккуратным носом и пухлыми губами, но не на том, каким наградила меня природа изначально.

Мы поженились, а через три года я родила дочку. Ей сейчас 4, и я прекрасно вижу, что она — моя копия. И нос широкий, и уши торчат, и кажется, моя фирменная челюсть прорисовывается. Моя внешность досталось мне и от мамы, и от папы. Но отец мой развёлся с мамой и уехал давно, мы не общаемся. А мама с широким носом жива здорова, живёт в другом городе, в курсе всех моих операций, она помогала мне с ними, деньги откладывала. Спрятала далеко все мои подростковые фото, поддерживает. И очень переживает, что дочка родилась похожей на меня. Муж говорит, что дочка чем-то на меня похожа (ну да, глаза, цвет волос), а остальным — не Показать ещё очень. Я говорю, что в бабушку и дедушку пошла, но на самом деле знаю правду. Наверное, дочке тоже предстоит ряд операций, если она не сможет принять свою внешность.