Разговор этот произошел лет пятнадцать назад. И вот сейчас я его вспомнила.

Однажды меня занесло корректором в маленькую редакцию. Совсем маленькую – офис занимал обычную квартиру в старом доме на Фонтанке. Ну и коллектив, соответственно, был оптимизирован экономным владельцем издания до предела – в нашем теремочке трудились плечом к плечу редактор, художница Ника, верстальщица и рекламщица — обе Верки, большая и малая. Необходимость такого элемента газетной деятельности, как журналист, не помещалась в начальственной голове. Зачем он нужен, если столько разных текстов произрастает на тучной ниве интернета, и всего-то делов – собрать их заботливыми руками редактора. Чтобы не нарваться на месть раскрученных саблезубых авторов, контент умыкался у тихих провинциальных графоманов и в покрытых розовыми девичьими прыщиками лирушечках. В общем, журналиста не было. Зато в отдельном кабинете красило ногти умопомрачительной красоты и глупости созданье, гордо называвшее себя офис-менеджером. Вначале премудрое начальство пыталось обойтись и без корректора, но нудные рекламодатели такой подход признали порочным. Пришлось уступить капиталу.

В первые дни, еще не разобравшись в особенностях редакционной политики, я сильно недоумевала, читая поступавшие от редактора, пожилой простодушной Тамары Николаевны, тексты. Кроме того, чувствовалось что-то странное в отношении ко мне сотрудников. Трудноуловимое – не то настороженность, не то опаска. Точнее сотрудниц – это был типичный женский монастырь. Единственный самец, большой раскидистый фикус Вася, ютился на подоконнике, грустно прижав ладошки-листья к стеклу. Окно, естественно, выходило во двор-колодец привычно угрюмого вида.

Через пару недель, когда все как-то потихоньку вошло в рабочую колею и в перерывах мы дружно гоняли на кухне чаи, я улучила подходящую минуту и спросила – что это было? Девицы переглянулись и засмеялись.

Как выяснилось из их рассказа, я была здесь уже не первым корректором. Причем два предыдущих успели произвести неизгладимое впечатление. Оба, точнее обе, были, как деликатно выразилась Верка большая, херакнутые. Первая посвящала все свободное время обличению козней нечистой силы, и легкомысленные молодые сотрудницы довольно скоро почувствовали себя неуютно. Вторая же отличалась редкой чистоплотностью. Мыла она все. Когда она вымыла под краном купленное в киоске мороженое, девицы решили, что вечный поиск ошибок пагубно влияет на душевное здоровье корректоров.

Но я мыла только руки и фрукты, с нечистой силой же и так всегда на короткой ноге, поскольку постоянно чертыхаюсь, — в общем, все облегченно выдохнули.

Мы очень мило сработались. Народ все был жизнерадостный и не вредный, общие темы – мужики и дети – всегда были под рукой, так что поводов для конфликтов не находилось. Единственное неудобство возникало, когда девицы вспоминали про телевизор. Стоило нам собраться на кухне в обеденный перерыв или на чай-кофе, как они тянулись за пультом. Я не протестовала. Просто стала выходить на обед минут на пятнадцать пораньше. Пила кофе и читала какую-нибудь книжку. Потом вваливались буйные Верки, плюхались на стулья, начинался шум-гам-телевизор. Я мирно брала книжку, чашку и отчаливала в тихую гавань, обратно на рабочее место.

Мои исчезновения не остались незамеченными.

В один прекрасный день, когда я встала и развернулась к выходу, сотрудницы подступили с вопросом – какого хрена.

— Девчонки! Просто я не люблю телевизор, вот и все, — объяснила я.

— Как это? — не поняла Верка большая.

— А… а для фона? – растерянно спросила Верка маленькая.

— А зачем? Вот зачем тебе телевизор "для фона"? Как это – "для фона"? – полюбопытствовала, в свою очередь, я. Тем более что меня действительно давно интересует этот странный феномен.

Верстальщица вдруг возмутилась.

— Потому что я не люблю тишину! Мне в ней неуютно.

— А мне наоборот, — проникновенно пыталась втолковать я. – Хочу слышать свои мысли. Вот тебе – разве этот галдеж не мешает их слушать?

Наступила тягостная пауза.

— Но я вовсе не хочу слышать свои мысли!

— Нет, ну как же все-таки без него? – вступила Тамара Николаевна. – А дома?

— И дома так же.

Девицы сопели. Телевизор орал. Я переминалась с ноги на ногу.

— Ужас… Бедные твои родственники… — наконец протянула Верка большая. — Да ты тиран! Даже тираннозавр!.. Нет, я все-таки не понимаю. Почему?!

И я сделала ужасную глупость. Пустилась в объяснения.

— Ну смотри. Вот он включается — это как если бы вдруг ко мне домой ввалились незнакомые гнусные рожи – о, во-во, вроде этих — и начали завывать, обсуждая новые приключения певицы Валерии или балерины Волочковой. Или Путина с Медведевым. Или еще хуже – сами певицы с балеринами приперлись. И кругом они тычут мне в нос своим грязным бельем, новыми пулялками и всячески производят принуждение к групповому замужеству. А я сижу в своей фланелевой пижамке со слониками, кофе мой стынет, и никуда от них не деться. Короче, мне все это мешает.

— Мешает чему?!

— Думать, — застенчиво ответила я.

И тут в их глазах однозначно прочиталось: "Вот оно! Корректор! Мы так и знали! "

Верка буркнула, помолчав (а все согласно кивали):

— Танька. Ты больная. Тебе надо к психиатру.

— Отчего же мне? Смотрите, вам неуютно в тишине — почему? Да потому что вы не можете остаться наедине со своими мыслями. Так, может, это вам надо к психиатру?

Все внимательно на меня посмотрели.

И Верка членораздельно, внятно пояснила:

— Нет, нам не надо. Тебе надо. ПОТОМУ ЧТО НАС БОЛЬШЕ.

История от Лени ван Росса напомнила. Сразу предупреждаю, история о методах работы ГАИ в очень цивилизованной стране (где на каждой заправке туалеты работают).

Так вот, возвращаюсь я как-то в полтретьего утра, устал, как собака, а места запарковаться нет совсем. Ну, привычка — вторая натура, еду к трансформаторной будке, под

СЛУЧАЙ В ПОЛИКЛИНИКЕ...

На втором курсе всех послали в близлежайшую поликлинику на медосмотр. Все друзья разбрелись по поликлинике. Я же прошел уже почти всех врачей, и остался мне один дерматолог. Захожу я в кабинет, а там сидит очень милое небесное создание на вид лет 20. Здороваюсь, она соответственно тоже, ну, типа проходите, присаживайтесь и т. д. Она смотрит мои ладони, после чего говорит:

— Снимайте брюки и трусы. (А я, честно говоря, на всякие медосмотры никогда не ходил, так как за меня и моих друзей всегда делала справки мать одного из них, поэтому не в курсе всех медицинских премудростей, но как говорится надо так надо...) Снимаю. Эта чудесная девушка своей нежной ручкой начинает "обследовать" все, что в этих брюках находилось. Реакцию организма 18-летнего парня представить нетрудно. Это "обследование" становится все более откровенным... В этот момент открывается дверь кабинета, заходит какая-то врачиха и почти кричит:

— Наташка, ты что делаешь?!

На что получает совершенно сногсшибательный ответ:

— МАМА, я пришла к тебе за ключами, тебя не было, и дежурная медсестра пустила меня к тебе в кабинет, чтобы я тебя подождала.

Полцарства я бы отдал в тот момент за зеркало, чтобы посмотреть на свою рожу...

Знаменитые мхатовские старики в последние годы почти не разговаривали между собой. Просто сидели в антрактах в костюмах и гриме в закулисном фойе театра и молчали.

Вдруг в тишине раздался голос одного из корифеев, который ни к кому не обращался, а просто начал рассуждать вслух:

— Ну, вот чего у меня нет? Я — народный артист СССР, член партии, орденоносец... Постоянно занят в репертуаре. Чего у меня нет? Прекрасная пятикомнатная квартира в центре... Дача замечательная... Две государственные премии. У меня есть и свой театр, где я Художественный руководитель... Возят на персональном автомобиле. Да и своя "Волга" имеется. На здоровье, тьфу, тьфу, тьфу, не жалуюсь... Ну, и чего у меня ещё нет?

И тут в повисшей тишине раздаётся голос остряка Бориса Николаевича Ливанова:

— Совести у тебя нет!

Навеяло воспоминаниями о злоключениях фамилии Зуев.

В г. Нытве Пермской области командовал дорожно-строительной бригадой полковник Зуев. Командир был строгий, уважаемый. Но вот как-то обещается к нему приехать комиссия из вышележащих структур. Кто служил в армии, знает, что такое КОМИССИЯ. Весь личный состав стоит на ушах, пыль столбом, все красится, мажется, в штабах подгоняют документацию, ночами не спят и т. д. И вот как-то поздним вечером приносят Зуеву на подпись документы, а он через некоторое время вызывает машинистку, предположим Марию Ивановну:

— Ну что же, Мария Ивановна, придется вас уволить.

— За что? — недоумевает женщина.

— О чем вы думаете? Как вы мою фамилию пропечатали? — и показывает ей документ с подписью Х.. ев.

Умная женщина поняла, что допустила ляп, ведь на клавиатуре буквы З и Х расположены рядом, но не растерялась:

— А чем еще может думать женщина после 10 часов вечера? Вот и напечатала.

Увольнение с работы было отменено.